Леонов Николай - Агония
Николай Леонов
Агония
Глава первая
СКОВАННЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ
Начался сентябрь, но солнце палило нещадно, и Москва походила на Ялту
в июле. На бульварном кольце деревья опустили пожухлые листья, пыль
покрывала тротуары и булыжные мостовые. Люди старались на улицу не выходить
и, затаившись в квартирах и учреждениях, бессильно обмахивались газетами и
безрассудно пили теплую воду. Редкие прохожие перебегали залитую солнцем
мостовую, будто она простреливалась, жались к стенам в поисках тени.
Извозчики дремали в пролетках, лошади, широко расставив ноги, спали, не в
силах взмахнуть хвостами и прогнать ленивых мух. Даже совбур, которому в
эти годы нэпа надо было ловить счастливые мгновения, откладывал дела на
вечер и ночь, а днем отсыпался.
Около трех часов, когда асфальт начал пузыриться ожогами, а тени
съежились, в городе появился ветерок. Порой останавливаясь в
нерешительности, он прошелся по городу, шмыгнул в подворотни, затаился,
выскочил, уже уверенный и нахальный, бумажно зашелестел листвой деревьев,
на круглых тумбах дернул заскорузлые афиши и погнал по булыжной мостовой
застоявшуюся пыль.
В это время по безлюдному переулку тяжело шагали трое мужчин. Двое,
прижимаясь плечами друг к другу, шли под ручку, третий, в промокшей от пота
гимнастерке, с раскаленной кобурой на боку, держался на шаг позади. Идущие
под руку выглядели странно. Один - в скромной пиджачной паре, в сапогах с
обрезанными голенищами. Второй - в смокинге и крахмальной манишке, в
лакированных штиблетах. Первый был смуглолиц, волосы короткие, черные и
блестящие, скулы широкие, глаза под густыми бровями чуть раскосые, и не
было ничего странного в том, что он носил кличку - Хан. Его спутник
выглядел моложе, хотя они были одногодки - ровесники века, - выше среднего
роста, так же сух, жилист и широкоплеч, но белобрыс и голубоглаз, с
девичьим, даже сквозь пыль проступающим румянцем. И кличку его - Сынок -
придумал человек неостроумный.
- Что решил? - спросил он, облизнув рассеченную губу.
- На мокрое не пойду, - выдохнул Хан, глядя под ноги.
- На своих двоих в академию, к дяде на поруки? - Сынок поднял голову,
взглянул на выцветшее небо, по которому на город наползала туча.
- У него же власть на боку, - имея в виду конвоира, ответил Хан. -
Позови его.
Сынок остановился, достал из кармана папиросу и, добродушно
улыбнувшись, сказал:
- Начальник, дай огоньку.
- Почему не дать? - советуясь сам с собой, конвоир пожал плечами,
похлопал по карманам, достал коробок.
Сынок нагнулся, прикуривая, а Хан ударил конвойного кулаком по голове,
будто прихлопнул. Тот взглянул недоуменно, упал на колени, затем безвольно
свалился на бок.
Сынок и Хан, тесно прижимаясь друг к другу, бросились в проходной
двор, и в переулке стало пусто, лишь конвойный лежал на боку, будто пьяный,
и ветер припорашивал его пылью. Туча ползла, погромыхивая, несла с собой
тьму, как бы пытаясь скрыть происшедшее в переулке. Ветер притих. Одиночные
капли ударили по мостовой. Конвойный сел, держась за голову, потом с трудом
поднялся, оглянулся.
Дождь упал отвесный, прямой, мгновенно вымыл дома, ручьями ринулся
вдоль тротуаров, все шире разливаясь по мостовой. Потоп, обрушившийся на
Трубную, начинался где-то на улице Воровского. Здесь, у
аристократического особняка, воды было еще немного, она медленно наплывала
на Арбатскую площадь, где соединялась с ручейками, спускавшимися с
Гоголевского бульвара, и уже речкой направлялась по трамвайной линии "А",
которую москвичи звали
